Что значит: «знает свое дело — туго»? И почему именно — туго?
Знает своё дело туго-это значит, что знает дело не просто хорошо, а очень хорошо. В словарях слово туго имеет значение, как заполненный, набитый до краёв. В разговорной же речи слово «туго» может иметь как положительное, так и отрицательное значение. Так, если в приведённом примере слово «туго» представляет собой положительную характеристику знания(умения), то в таком примере, как -соображает туго- то же слово характеризует, наоборот, слабые способности соображения.
Вообще-то почти всё что нам известно, так или иначе приносит выгоду. Если бы наши знания были бы нам бесполезны, тогда мы бы их не применяли. Раз мы их не применяем, значит со временем мы эти знания теряем.
Выражение «в общем и целом» — наречное выражение. И не обособляется знаками препинания. Однако в литературе встречаются случаи, когда «в общем и целом» используется со значением «короче говоря», «словом». И в этих случаях выражение это играет роль «вводного» и берется в запятые.
В. Каверин, Два капитана.
Это с премудростей царя Соломона из Библии.»Одно поколение приходит другое поколение уходит и нет ничего нового под солнцем».У царя Соломона много мудрых изречений.Он назывался мудрым Соломоном.Он был из царей Израиля который славился своей мудростью.Есть целая книга премудростей царя Соломона.Эта цитата из этой книги.
Вот некоторые пословицы,что интересно-первая часть на слуху, а вторую мы знаем меньше, а некоторые не слыхали вовсе:
Голод не тетка, пирожком не накормит.
Хлопот полон рот, а закусить нечем.
Яблоко от яблони недалеко падает, но далеко катится!
Рука руку моет, да обе свербят.
Ни рыба , ни мясо, ни кафтан, ни ряса.
Шила в мешке не утаишь, девушку под замком не спрячешь.
Язык мой -враг мой, прежде ума рыщет, беды ищет, и т.д.
Обращайтесь, если что.
Способ № 1 — прийти в суд, в общественной приемной назвать номер дела, вам скажут на какое число назначено дело.
Способ № 2 — позвонить в суд в общественную приемную, вам скажут дату.
Способ № 3 — зайдите на сайт суда в Интернете, в разделе судебное делопроизводство есть поиск дела по его номеру и категории дела.
Но все эти способы не работают, если секретарь аппарата судьи не вносит сведения о движении дела в базу данных. Если эти данные не внесены, то на сайте их не будет, следовательно в приемной вам тоже ничего не скажут, потому что они смотрят эти сведения по базе. Единственно, что вам могут сказать: какому судье отписано дело, и вам останется только идти, звонить, писать этому судье и спрашивать дату. Или жаловаться. Но они обычно отвечают, что на сайт информация добавляется по мере технической возможности. Поэтому на сайт особых надежд возлагать не стоит.
Все дело в том, что каждому поступившему в суд материалу присваивается два номера — канцелярией (так называемые «М-ки», например: М-3000/2015) и потом еще другой номер, когда дело принимается к производству судьи. Второй номер выглядит, например, так: 2-222/2015, где «2» — это значит гражданское дело, «222» — его порядковый номер, который означает, что в 2015 году уже поступило и зарегистрировано 222 гражданских дела, а «2015» — год. При этом номер может меняться, если рассмотрение дела затягивается и переносится на следующий год. В таком случае делу будет присвоен новый номер. Именно второй номер в основном пишут в судебных повестках и используют для поиска на сайте суда.
Поэтому если аппарат судьи не завел второй номер, то на сайте и в приемной ничего не узнаете. У меня есть такое дело, которое уже второй месяц рассматривается в суде, но информации о нем на сайте суда нет до сих пор.
Источник
Крыловские басни на новый лад
Дата: 13-10-2006 | 19:44:52
Муравей и Стрекоза
Ты все пела? Это дело,
Так поди же, попляши!
И. Крылов,1808
Попрыгунья Стрекоза
Свое дело туго знала:
Весь репертуар сплясала,
Позабыв про тормоза.
Ей знакомы разны стили,
Сами понимать должны,
Вмиг плясунью раскрутили
На афишах всей страны.
Нет в гастролях передышки,
Нет в помине прежних дней,
Пресловутый Муравьишка
Импресарио при ней.
И растет стрекозье племя,
Веселится от души.
Вот что значит в наше время
«Так поди же, попляши!»
Пускай же говорят собаки:
«Ай Моська! Знать, она сильна,
Что лает на Слона!»
И.Крылов, 1808
Общественное мнение создав,
И уведя Слона от пьедестала,
Персоной-грата наша Моська стала
И учредила собственный устав.
И вот уж имя Моськи на устах
Газет, журналов, дайджестов – без меры,
И в плен ее берут интервьюеры,
А Слон-бедняга сжался и зачах.
Уже к концу стремится наш рассказ,
Уже в разряд легенд уходят были,
Уже давно Слона похоронили.
Теперь Слоны в диковинку у нас.
А Васька слушает, да ест.
И.Крылов, 1812
Давно прошли года Крылова,
Но в деле виден поворот,
Где под проклятья поваровы
Наш кот не ест,
Теперь он жрет!
Очки и Мартышка
Мартышка к старости слаба глазами стала.
И.Крылов,1815
Мартышка к старости слаба глазами стала.
Ну, что ж, бывает, нужен окулист,
И, захватив с собой врачебный лист,
В очковый магазин старушка побежала.
Очков – лавина! На любой фасон!
Но цены, цены! И растут некстати!
На это денег надобен вагон!
От разоренья упаси, Создатель!
Шумит Мартышка: «Какова цена!»
И вот уже на митинге она:
«Такие цены нас загонят в гроб!
Капитализм свое нам кажет жало!»
Глаза Мартышки вылезли на лоб,
И зрение гораздо лучше стало.
Мораль видна без дорогих Очков:
Крепчает зренье от горячих слов!
Петух и Кукушка
За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.
И.Крылов,1834
Петух в разделе «Критика» разнес
Кукушкино лесное песнопенье,
Задав сакраментальнейший вопрос:
«Доколь терпеть такое положенье?»
В ответ узнал, что он – дрянной отец,
Презренный многоженец и подлец,
Что каждый день заглядывает в кружку,
Что прохиндей, что песнь его плоха…
За что Кукушка хает Петуха?
За то, что критикует он Кукушку.
У произведения нет ни одного комментария, вы можете стать первым!
Источник
Знайте дело свое туго
— Да… Здесь-то что не пилить. Помню в Усть-Выме еще позатот срок, в сорок девятом, — вот, где умираловка была. Лес — одни жердины, хоть об колено ломай. Деловой древесины — ни грамма. Приемка — на бирже; учетчик-вольняшка так и глядит, как бы обжать. Там и вольные вальщики были, они ему за каждый куб приписки платили, а с нас нечего взять; пайку ему, что ли, поволокешь. Да и паек-то тех… Пилишь-пилишь целый месяц и еле на восемьсот граммов, а то бывало фраернешься. Бригада большая, один месяц полная пайка тебе, другой пролетишь. Вкалывают-то все как гады, а на всех не выходит.
Правда, блатных сначала немного было. Я приехал, а там работяги, что такое вор в законе даже понятия не имели. Весь лагпункт с одного этапа — солдаты, матросы, — все по сто девяносто третьей. Кто старшине нюх начистил за издевки, кто за самоволку. Словом, мужицкая командировка. Ну и наш этап пришел — одни работяги. Было с нами два или три вора, но они тихо держались: втроем там, где тысяча работяг, много не надерзишь. Тихая командировка, срок отбывать можно, хоть и пайка тощая. А я приехал из такого пекла, где тридцать работяг и триста воров. Там хоть и заработаешь, так не увидишь, — все отметут. Были фраера, которые посылки получали, так блатные у выдачи стоят и ждут. Фраеру только за получение расписаться оставалось. Ну, а я — вечный индеец, никакого подогрева ниоткуда. Была сестра, письма писала, а потом вышла замуж за лейтенанта, уехала куда-то из Питера и все. Видно, не хотела мужу показывать, что я за хозяином числюсь, да и правда, хвастать нечем. Один поймет, а другой попрекать станет. Так что я не в обиде.
Да, так вот, я в той воровской колонии замотылил, поддошел крепко, спина вся чирьями пошла, от ветра качался. Ну, думаю, труба! А тут как раз на этап дернули. Сами знаете, дело не сладкое этап, но я подумал, один хрен: здесь лапти отбросишь, так лучше нового счастья поискать.
А кирюха у меня был ростовский, Алик. Он чего-то забоялся этого этапа. Я ему говорил, что хуже не будет, но он настырный, уволок чернильницу у нарядилы и пустил химии в глаза. Переборщил, верно, потому что я уезжал через два дня, а он даже свету не видел ни одним глазом.
Вот после того колеса этот Усть-Вымский лагпункт сначала курортом показался. И зона хорошая, кругом газоны, маки красные, штакетник проолифенный и бараки теплые, рубленые. Я бога молил, чтобы на этап не кинули по новой. Здесь-то все с первой судимостью, а у меня хоть сроку всего ничего, а хвост пушистый. Ну, попал я в бригаду приличную, ишачу потихоньку, уже и холку наедать начал. Все-таки это не на гарантийке сидеть, и курево в зоне водилось. В общем, отогрел душу. Да все ненадолго. Не везло мне всегда. Только обжился, в полный рост заходил, и шумок случился. В одной бригаде бывшие солдаты вольного мастера леса подвесили. Что-то он там обжал их или еще чего, толком не знаю. Словом, их всю бригаду сразу перед вахтой, когда из лесу пригнали, положили на землю, и надзор давай по одному дергать, а они не пошли, поднялись на ура — солдаты же и фронтовики — и валом на ворота наперли, прорвались в зону. Конвой стрелял, но так, поверх голов. Все же люди не в побег идут, а в зону рвутся. Ну и закрутилось колесо. Солдатня — народ дружный, бараки забаррикадировали, нары на дубины растащили, — думали дивизион в зону пойдет. А начальство уже битое было, с военных времен все по северным лагерям. Ну, оно штурмовать не стало. День проходит, два, три, а в зоне — ни хлеба, ни воды. Что на кухне было, все подмели. Правда, анархии не было, там и офицеры сидели, так они порядок держали — всем поровну. Ну, а через неделю, когда все уже легли в лежку, пришел в зону прокурор и начальство наше лагерное. Смело, без охраны вошли. Ну собрались на пятачке — был там такой возле столовой. Прокурор и говорит, что про дела того мастера он знает, что верно, мутил он там воду, ну, а убийство есть убийство, от трупа никуда не денешься; нужно, чтобы те, у кого кровь на руках, вышли, а остальным ничего не будет. Есть сведения, прокурор говорит, что в этом участвовало три человека, вот и пусть выходят, товарищей пожалеют. А — нет, так еще неделю подождут и все равно по-ихнему будет. И не мне вам говорить, что в лагере нужно помнить свою фамилию.
Дело это зимой, в январе было. Стоим на пятачке, ветер сифонит. Дрова в зоне давно вышли, и в бараках колотун мертвячий. Все скукожились, молчат. Прокурор в кожаном пальто, мужик такой видный, достал пачку «беломора», закурил, и у всех нюхало по ветру: на всей зоне уже три дня на закрутку не найдешь. Ну прокурор посмотрел и дал кому-то пачку, кто поближе стоял, — нате мол, курите. Ну известно, фраер на даровщинку жаден, замельтешили они там с этой пачкой. А прокурор подождал, пока закурят, и спрашивает: «Ну так что, ждать будем еще неделю или сейчас все решим?»
Молчат все, головы аж до животов втянули. Тихо так, помню, снег сипит под ногами да колючка на зоне звенит. И тут Колька Егоров вышел. Он флотский был, литер, что ли, воевавший. Сроку — семера, кажется. Но мужик тот еще, худой, жилистый, самый шустрый вальщик на колонне. Вышел, подошел к начальству. Тихо, все дышать перестали. Колька и говорит: «Я один его вешал, давно зуб имел». А прокурор отвечает: «Неправда, вас трое было, а остальные моральную поддержку оказывали».
Тогда Серега, бригадир этой бригады, вышел. За ним — еще один солдат.
Ну, начальник ОЛПа приказал им:
— Идите на вахту. — А потом всем нам. — Сегодня питание получите полностью за весь день. И чтоб завтра на работу — все до единого. Кто останется — саботажник.
Разошлись фраера по баракам, тут вскорости дров подкинули в зону, кухня загудела. Замолотили пайку за весь день и осоловели, ведь несколько дней не евши. И все лежат, помалкивают. Фраер такая скотина, что если сыт, то совесть у него свербеть начинает. Все про тех троих думают, но молчат. Душили-то всей бригадой, а потом духарились, что не сдадимся, всем срока не намотают, будем московского прокурора требовать. Будто Москва им ордена за это выдаст. Ну, а потом за пайку продались, ведь ни одна собака Серегу и Кольку не остановила. Видишь, они «беломор» прокурорский курили. Да…
Ну, а утром все на развод пошкандыбали. Тяжко в делянке было, отощали за эти дни.
А потом закрутилось. Вдруг раз — этап: собрали сто пятьдесят рыл ночью и выгнали. И началось: отсюда старый контингент угоняют и в зону всякую отрицаловку кидают. Словом, ершат, чтобы пожиже развести. Когда в зоне грызня, начальству легче. И воров стали привозить. А те, известно, все кучкой, кучкой и пошли фраеров жать. Вор в законе чем для фраера страшен? Тем, что фраер один. Хоть работяг на командировке в десять раз больше, а воры заодно. А фраер, когда соседа рядом бьют на нарах, одеяло на голову натягивает. А вора тронь, они все сбегутся и полжизни отнимут.
Сейчас-то их повывели всех, а тогда они гуляли как хотели. Их бригадирами ставили, и они палками заставляли всех работать, потом обжимали. Начальству выгодно: план на двести процентов, работяги так согнуты, что никакого беспорядка не жди. А воры жрут в три горла. В иных бригадах они всю денежку до копейки отметали. Если бригада рыл сорок, то по пятерке выйдет на каждого — вот и две сотни. На кухне им отдельно готовили. Работягам в котел мяса или рыбы почти не попадало. А надзор будто не видел. Мусора сами в зону водку носили, все они у воров были на крюку. Кому шмотки хорошие вольные за бесценок отдадут — иные фраера из тюрем приезжали в таких шмотках, что ой-е-ей, тузы там всякие, растратчики, контрики, — а кому с общакового котла бадью каши для поросенка дают. Там все надзиратели — сверхсрочники-макаронники, с детьми, с бабами. Коров держали, по две свиньи. А чего не держать, когда все дармовое. Летом в воскресенье выгонят человек сорок под конвоем на реку, и они им сена накосят столько, что за зиму коровам не сожрать. А работяги рады стараться, лишь бы искупаться после покоса дали.
Источник